Российская инициатива Большого евразийского партнерства (БЕП), сформулированная В.В. Путиным в декабре 2015 г., предполагала запуск консультаций по формированию экономического партнерства между государствами — членами ЕАЭС, АСЕАН, ШОС и государствами, которые присоединяются к ШОС. В 2016–2017 гг. концепция неоднократно обсуждалась на различных многосторонних дискуссиях и в экспертной среде, став, по сути, флагманской российской инициативой по развитию евразийской интеграции¹.

В ноябре 2017 г. российский президент предложил формировать БЕП на базе Евразийского экономического союза и китайской инициативы «Один пояс, один путь»². В настоящее время сопряжение интеграционных процессов в рамках ЕАЭС и ЭПШП является наиболее важным содержательным компонентом проекта формирования БЕП, который, по сути, уже осуществляется полным ходом.

В конце 2013 — начале 2014 г. руководство КНР приняло решение сделать акцент на сухопутной составляющей ИПП, что повысило для Пекина значимость участия в проекте государств Центральной Азии и России и послужило объективной основой укрепления отношений и формирования новой архитектуры безопасности на Евразийском пространстве.

Позиция России в отношении создания единого пространства безопасности от Ванкувера до Владивостока и декларируемая ИПП необходимость укрепления политического взаимопонимания и совместной борьбы с традиционными и нетрадиционными угрозами безопасности, а также провозглашаемое ею «сообщество единой судьбы» позволяют решать и эту проблему, более плотно привязав к Китаю и России сопредельные страны и тем самым расширив стратегическое пространство безопасности. Объединив усилия, Китай и Россия смогут способствовать формированию нового международного политического и экономического порядка. Причем не только на региональном уровне (АТР и Евразия), но и на глобальном, о чем свидетельствует присоединение к Азиатскому банку инфраструктурных инвестиций (АБИИ) практически всех союзников США³.

• защита экономической безопасности Китая;
• обеспечение энергетической безопасности путем создания альтернативных маршрутов поставок энергоносителей;
• укрепление пограничной безопасности путем развития Северо-Западных регионов КНР;
• противодействие силам «трех зол» внутри и вовне Китая с помощью экономического развития и роста благосостояния;
• смягчение негативных последствий геополитических построений США и Запада;
• создание новой международной системы безопасности, которая укрепляла бы комплексную национальную мощь и мягкую силу Китая⁴.

Как подчеркивал в этой связи И. Денисов, ЭПШП призван сыграть двоякую роль в решении проблемы исламского экстремизма. Во-первых, он позволит создать в СУАР производственные и логистические центры и прочие структуры, завязанные на сотрудничество с соседними странами Центральной Азии, придаст стимул экономическому развитию автономного района, будет способствовать росту занятости и благосостояния населения, и, следовательно, предотвратит этнические конфликты между уйгурами и ханьцами. Во-вторых, связка вопросов развития и безопасности будет реализована и по другую сторону границы через повышение взаимосвязанности (connectivity) и общий экономический подъем в Центральной Азии, что считается эффективным лекарством против любых проявлений экстремизма и терроризма⁵.

ИПП порождает новые риски для безопасности китайской рабочей силы и инвестиций в рамках расширения китайского экономического присутствия за рубежом. Нестабильность в некоторых регионах Евразии при реализации ЭПШП может побуждать китайские силы безопасности расширять свое присутствие и операции в других странах. Китай готовится к этому, о чем свидетельствует, в частности, ст. 71 Закона о борьбе с терроризмом от 2015 г., санкционирующая контртеррористические операции НОАК и Народной вооруженной милиции КНР за рубежом⁶.

На экспертно-аналитическом уровне предлагаются новые парадигмы сотрудничества в сфере безопасности со странами, вовлеченными в ИПП, включая создание новых глобальных систем раннего оповещения и превентивных мер для противодействия угрозам безопасности, а также международного сотрудничества в разведывательной деятельности и в сфере противодействия нетрадиционным угрозам безопасности, таким, как международный терроризм. Созданная в 2004 г. Региональная антитеррористическая структура (РАТС) ШОС является примером уже действующего механизма подобного рода. Однако Китай стремится к созданию и других многосторонних партнерств, таких, как учрежденный в августе 2016 г. четырехсторонний механизм координации и сотрудничества между вооруженными силами Китая, Пакистана, Афганистана и Таджикистана⁷.

«Какие усилия будут предприняты Китаем, чтобы провести новый Шелковый путь через регионы, чаще именуемые «дугой нестабильности»? Эти вопросы заставляют логично увязывать российскую позицию в отношении китайского проекта «Экономического пояса Великого шелкового пути» с необходимостью для Пекина гарантировать безопасное развитие региона. Это в существенной степени обеспечило бы совместимость китайского проекта интеграции с проектом Евразийского экономической союза»⁸.

По уместному замечанию С.Г. Лузянина, долгосрочность действующих и осуществление перспективных проектов ИПП находится в прямой зависимости от их безопасности. В Китае пока нет специальных исследований, в которых говорилось бы о том, каким способом КНР планирует нейтрализовать риски и угрозы для «Пояса и пути». Общая аргументация китайских аналитиков при этом сводится к следующему: поскольку концепция Шелкового пути основана на равноправии, уважении интересов и стремлении ко всеобщему выигрышу и отвергает мышление холодной войны, то это неизбежно приведет к возникновению новых правил и стандартов. Механизм конфронтации и конкуренции сменится механизмом долгосрочного сотрудничества⁹.

• В процессе сотрудничества со странами-партнерами предоставлять им больше публичных продуктов в сфере безопасности. Возможный вариант — направление части прибыли на создание фондов обеспечения безопасности в регионе, которые могли бы с финансовой точки зрения обеспечить этот важный участок деятельности по созданию «сообщества единой судьбы».

• При реагировании на геополитические риски следует уделять особое внимание интересам и озабоченностям различных региональных государств. При реагировании на рост политической нестабильности Китай должен действовать в соответствии с принципом невмешательства, играть конструктивную роль, призывая стороны к разрешению конфликтов мирным путем.

• Необходимо подчеркивать, что ИПП — это процесс экономического сотрудничества и соразвития, который не имеет геополитического контекста и военно-стратегического содержания. Вопросы в сфере безопасности, наряду с экономическими, следует включать в соглашения о сотрудничестве со странами — участницами ИПП. Можно в экспериментальном порядке начинать с конкретных функциональных областей, создавая многосторонние механизмы безопасности с небольшим количеством участников. Для обеспечения бесперебойной деятельности трансграничных инфраструктурных объектов можно рассмотреть вопрос об обеспечении их безопасности силами охранных компаний, особенно если речь идет о стратегически важных объектах¹⁰.

В итоге стратегический выбор Поднебесной пал не на чисто государственные силовые структуры, работающие за рубежом, не на миротворцев и даже не на контракты с иностранными ЧВОК, а на собственные частные охранные компании под опекой государства. При этом подчеркивается, что это сугубо экономическая рыночная активность в рамках ИПП с позиции «политики невмешательства». Сегодня китайские компании за рубежом тратят 10 млрд долл. в год на безопасность. Только 10% этих денег достаются китайским охранным фирмам. Этому бизнесу есть куда расти¹¹.

Так, ЧВОК Frontier Services Group (FSG), принадлежащая основателю другой известной компании — Blackwater Э. Принсу, руководителями которой выступают Принс и гонконгский магнат Гао Чжэньшунь, заявила в 2017 г. о планах открытия тренировочнологистической базы в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая, а в 2018 г. — в провинции Юньнань. Цель — обеспечить поддержку северному и южному коридорам проекта «Один пояс, один путь», стартующим из этих двух регионов КНР. Северный ко ридор будет включать в себя Казахстан, Узбекистан, Афганистан и Пакистан. Южный — Мьянму, Таиланд, Лаос и Камбоджу¹².

«Спрос просто огромен, особенно в связи с растущим представительством наших компаний за рубежом. Их вдохновляет на это инициатива “Пояса и пути”. Мы планируем расширять наш бизнес в Пакистане и Бутане», — заявил в интервью The Global Times менеджер одной крупной китайской частной охранной компании¹³.

Для усиления сектора безопасности в Китае происходит консолидация отрасли частной военной и охранной деятельности. В сентябре 2014 г. в Гонконге был создан Китайский альянс индустриальной безопасности (Chinese Security Industrial Alliance). Он включает около 50 охранных компаний из всего «Большого Китая»¹⁴.

Как отмечает в этой связи известный китайский исследователь Ли Синь, «только совместными усилиями в рамках ШОС можно гарантировать реализацию проектов в рамках «Одного пояса, одного пути» в условиях относительной безопасности и тем самым содействовать реализации таких целей ШОС, как укрепление мира, обеспечение безопасности и стабильности в регионе»¹⁵.

ШОС неоднократно выражал общую политическую поддержку ИПП и ЭПШП. Так, в Астанинской декларации от 9 июня 2017 г. государства — члены ШОС приветствовали инициативу «Один пояс, один путь» и, высоко оценивая итоги Форума международного сотрудничества «Один пояс, один путь» 14–15 мая 2017 г. в Пекине, высказались за их реализацию, в том числе путем координации международных, региональных и национальных проектов, ориентированных на сотрудничество в целях обеспечения устойчивого развития на основе принципов взаимного уважения, равноправия и взаимной выгоды¹⁶.

• состав субъектов ШОС, на которых распространяется действие этого документа;
• жизненно важные общие и особые интересы членов ШОС;
• виды внешних и внутренних угроз этим интересам;
• цели и задачи сотрудничества участников ШОС в сфере безопасности;
• состав и структура органов, ответственных непосредственно за обеспечение безопасности;
• методы обеспечения безопасности, а также порядок выделения для этого необходимых ресурсов сил и средств и их задействования в случае возникновения угрозы Организации в целом или отдельным ее участникам;
• порядок взаимодействия с ОДКБ и другими организациями по безопасности, а также некоторые иные вопросы¹⁷.